Мысли вслух от Доктора.

Неделю назад я без помощи посредников вступил в торговые сношения с рыбаками. Подошел на доске тихо, стараясь не привлекать внимания властей, потому как предыдущий опыт, поставленный накануне, несколько обескуражил. Проходящая вечером после лова на кораблике артель из 5-7 человек, узнав, что я хочу свежей рыбки, выказала бурную реакцию, размахивая руками и громко повторяя слово «калабуш». То ли меня пугали, то ли сами боялись – не понял. Поэтому выбрал неорганизованных, что на веслах по утрам выгребают к выходу из бухты. Подхожу, значит, тихо, они сидят вдвоем, несмотря на жару – тепло одетые, курят портативный неказистый — видно, что рабочий, трудовой — кальянчик. Трудяги, в общем. Выходят в 8 утра и булькают на солнышке до обеда. Во работка! И на чистом русско-арабско-английском прошу рыбки. Они по началу тоже испугались, но волшебное слово «бекам?» произвело должное действие. Добыча, правда, оказалась мелкая, и в основном одной неведомой породы: неброской окраски, с большой головой, но хищная. Всего штук 50 общим весом килограмма два с половиной, из них три барракудки и три макароны, но тоже мелкие. Сошлись на 15 L.E., хотя, думаю, не откажись я засунуть в рот их обслюнявленный кальянный мундштук, фунтов за пять продали бы. Надо будет поработать над собой…

Привез на берег, отобрал покрупней на жареху да уху, почистил, почти не исколовшись (вся красноморская рыба поголовно на редкость колюча), а остальных 35 штук помельче, считая, что достаточно потрудился, взял и, вывалив в тазик, засолил, камушком придавил, да поставил в укромный уголок. К исходу второго дня, как муха отошла ко сну, нанизал на нитку, да и повесил под навесом кайт-станции. За ночь, думаю, подсохнет, а утром изобрету какую-нибудь марлю защитную. В шесть утра я проснулся от карканья ворон и в ужасе, роняя капли холодного пота, кинулся спасать улов. Проворнее оказался я. Сон как рукой сняло, и пока муха продолжала сладко спать, взялся я за сооружение защитных приспособлений. Вне конкуренции оказался старый флаг: он сетчатый и прочный, да и написано на нем что-то кайтерское. Повесил я его на нитках, чтобы вороне не сесть, под самую крышу, а внутрь очень празднично выглядящую гирлянду из местных окушков, закутал со всех сторон и, убедившись в неприступности бастионов, почил на лаврах.

Утром следующего дня, проходя в «поле» и обратно, бросил довольный взгляд на мумию, висящую под крышей, и обмер: кошки! Как же я мог не предусмотреть такой очевидной опасности?! Твари, разобрали тростниковую крышу! Предчувствуя самое худшее, я кинулся судорожно ощупывать пожеванную еще мокрую тряпку, но – о чудо – флаг выдержал и спас нажитое непосильным трудом. Только пяток рыбок потерпели в неравной схватке – были сорваны с нитки и валялись надкусанные в коконе. Представляю, как хищники извивались в бессильной злобе, пытаясь сорвать запретный плод, падали с крыши, вновь взбирались, опять повисали на флаге, хрипло мяукая по-арабски и проклиная предусмотрительных русских. Тщетно! Возлюбите кайтеров, люди, их флаги – самые флаги в мире! Вскрыв свою импровизированную консерву и ликвидировав последствия аварии, я приступил к аутопсии павших, не пощадивших живота своего, предварительно взгромоздив на крышу в проекции виселицы одну из тренажерных досок, предотвратив тем самым дальнейшие посягательства этим неожиданным доступом. Органолептическое исследование образцов тканей, тщательно отделенных от обезображенных безжалостными укусами тел, показало, что двух суток в местных условиях вполне достаточно и продукт уже вполне готов к употреблению. И это было очень своевременно, так как отвальная сурферской четы Геля-Александр предполагалась быть пивной. Последовавшее вечером коллективное исследование дало самую высокую оценку полученным результатам.

«Калабуш» (арабск.) – застенок.

«Бекам?» (арабск.) – сколько стоит?