Сон Синая
Он мне снится иногда, этот сон. Он как детская забава, причудливо
сплетает образы, вкусы, цвета, запахи, складывая их каждый
раз в новые фантастические картины.
Сумерки большого города окрашиваются в химический пурпур синайских
азалий, луна начищенной медной пуговицей сияет над гребенкой гор,
на черном сукне неба пляшут багровые факелы нефтяных вышек, и холодными
алмазами отражаются звезды в глубокой синеве моря.
Он бормочет как сонный ночной прибой, стучит молотками плотников
в порту, поет протяжные вечерние молитвы с освещенных минаретов,
клокочет многолюдным базаром, кряхтит шинами престарелых пежо и
гортанно покрикивает от восторга как любопытный мальчишка.
Он постен как земляные орехи и прянен как закрытая лавка специй,
горек как соль Красного моря или как ночной глоток рома на берегу.
Он солоноват как обсохшие на ветру и солнце губы, как вода моисеевых
источников, сладок, как мундштук кальяна или обсыпанные сахарной
пудрой печенья к Рамадану.
Кончики пальцев ощущают побелевшие от соли иголки ресниц, тело
по инерции стремится вперед за упрямой силой нарастающей волны,
и щиколотки щекочет белая пена. Плечи чуть саднит от крепкого солнечного
объятья, кожей еще ощущаешь порывистое дыханье ветра, колено обжигает
раскаленный борт пикапа, а ладони покалывает от острых пальмовых
листьев и чужих растрепанных ветром волос.
В утреннем полусне яблочный привкус виски еще позволяет робко надеяться
на развивающуюся легкую занавеску и несущийся мимо лист газеты,
на пастель рассвета, на выгоревшую на солнце линию горизонта. Но
все тщетно: калейдоскоп разлетается на хрустальные осколки вместе
с сосулькой, отправленной работящей рукой в последний полет.
Кулёма
